Сорванная «Башня»

– Аля, я тебя выдеру, – сообщила Нателла Георгиевна своей ученице после очередной плохо проигранной гаммы. – Объясни мне, что ты собираешься делать на зачете? Широко улыбнуться? Это тебе не поможет. В следующий раз, если ты также сыграешь канон и расходящуюся гамму, я тебя оттаскаю за косы. Теперь давай этюд.

– А, может, сонатину?.. – с надеждой протянула Аля, роняя сборник с этюдом за пианино.

– Экзамен у тебя еще только в конце декабря, а зачет по технике уже через неделю! О чем ты думаешь? На что надеешься? Бери швабру, доставай ноты, играй этюд сейчас же! Или ты уже можешь без нот?!

Аля, опустив голову, поплелась в другой конец класса за шваброй. Потом, став на колени перед пианино “Лира”, долго возила ручкой от швабры по полу совсем не в том месте, где должны были лежать упавшие ноты.

– Аля, не валяй дурака!

Аля извлекла пыльный сборник и протянула его Нателле Георгиевне двумя пальцами.

– Отряхни и ставь на пюпитр. Играй вторую часть.

А-а! Еще и сразу вторую! Аля совсем упала духом и ссутулилась над клавиатурой. Нателла явно сегодня не собиралась шутить. Но Аля и вправду не виновата. Этот сильно техничный этюд не по ее пальцам. Если бы это был привычный Черни! Но это же Глюк в переложении для фортепиано. Перед техническим зачетом в конце каждого полугодия Нателла и Аля всегда ругались, но после него быстро мирились, так как далее следовал экзамен, куда входили полифонии и пьесы, а с этим Аля справлялась не в пример лучше и охотнее.

– Будем тянуть? – Нателла постукивала пальцами по коленке. Ой, нехороший признак... – Плечи выпрямила, стул подальше. Начали! Вторая часть!

Аля пролистнула две странички и заиграла. Она прекрасно знала, что на девятом такте все равно собъется и получит нагоняй, но сыграть этот девятый такт было просто невозможно. На пятом такте ей в голову пришла хорошая идея – пропустить этот такт вообще. Она так и сделала, сыграв лишь переходный аккорд левой рукой. Нателла молчала. Аля домучила этюд до коды и перешла на первую часть. С первой проблем почти не было, только в конце надо было прыгнуть, желательно не промахнувшись, через две октавы в тонику. Но Аля и тут промахнулась, попав вместо одной ноты на две. Она боялась поднять голову.

– Ну? – протянула Нателла с угрозой. – Должна ли я тебе что-то говорить?

Аля молчала.

– Скажешь опять, что занималась?

– Я занималась, – упрямо мотнула головой Аля. И это была правда.

– И долго ли? – осведомилась Нателла скептически.

– Долго, – ответила Аля, и это была неправда.

– Неправда, – тут же отрезала Нателла.– Наверняка опять что-нибудь сочиняла. Но этюдом долго не занималась. И гаммами тоже.

Обычно Нателла ничего не имела против Алиного сочинительства, проявляла даже интерес, но теперь, конечно, делала вид, что это все глупости.

– Этот этюд невозможно выучить, – насупилась Аля.

– Возможно.

– Но не в шестом классе.

– Именно в шестом! Оля Корьева играла его в прошлом году. Играла очень хорошо!

На это ответа не было. Оля Корьева! Чуть что – она. Всем прекрасно известно, что Оля собирается в училище и у нее потрясающая техника. Но ведь сама Нателла в минуту откровенности пожаловалась, что Оле не хватает Алиного темперамента и что только на технике далеко не уедешь. Есть произведения малотехничные, на которых надо уметь “поволноваться”. Аля только на том и выезжает.

– Где был девятый такт? – стараясь говорить спокойно подолжила Нателла. – Отвечай!

Аля молча ткнула в ноты, указывая на искомый такт.

– Находчивая! Ну, сыграй по нотам.

Аля стиснула зубы и, готовая разреветься, взяла аккорд в левой и триоль в правой. Дальше следовал этот непреодолимый скачок: левой рукой на октаву и правой вверх на две. Аля зажмурилась и грохнула совсем не по тем клавишам.

– Ну ты бы еще отвернулась! Вот что, Аля. Сколько у тебя времени до сольфеджио?

– Полтора часа.

– Отлично. Идешь в первый класс, там до шести свободно. И учишь. Сольфеджио в шесть пятнадцать?

– Да

– В шесть я приду послушать. Ты ела?

– У меня бутерброд.

– Хорошо. Играть там будешь только Глюка. Если очень надоест – поиграй гаммы. А сейчас – марш отсюда!

Аля запихала ноты в папку, которая распухала в одном месте от бутерброда и яблока, и двинулась в первый класс. За дверью стояла Оля Корьева.

– Ну как? – спросила та.

– В первый класс,– сообщила Аля и показала язык двери.

Оля хихикнула и смело вошла к Нателле. Недолго ей радоваться. Как пройдет технический зачет, так в первый класс будет ходить Оля Корьева. Она не в ладах с Чайковским и Бетховеном, а в выпускном классе это обязательная программа.

В первом классе было темно. Аля зажгла свет, бросила ненавистное пальто в клеточку на парту, подошла к доске, нарисовала лягушку на лилии, потом подписала “Нателла”, потом стерла надпись, оставив лягушку и подошла к пианино. Действительно, она занималась и на выходных, и вчера, но не этюдом. Вернее, не только этюдом. Она сочинила новый вальс и пыталась его записать, чтобы дать проверить сегодня Ольге Геннадиевне на сольфеджио. Не очень-то дальновидно с ее стороны. Зачет через неделю, а Ольга Геннадиевна все-равно ведь расскажет Нателле про вальс.

Аля раскрыла этюд. Минут пять она честно пыталась учить только девятый такт. Потом поняла: так не получится. Начала опять мучить вторую часть. К девятому такту глаза опять сами собой зажмурились и пальцы попали совсем не туда. Минут через пятнадцать Аля уже не зажмуривалась. Если она играла отдельно злосчастный такт, она попадала, как минимум, одной рукой, куда было нужно. Через полчаса и правая и левая руки запомнили, на сколько сантиметров им надо прыгать и отдельно смертельный прыжок уже получался. Тогда Аля стала долбить всю вторую часть. Иногда выходило, иногда нет.

Дверь в класс приоткрылась и в нее заглянул Сорокадумов.

– Если в стенке слышишь Глюк, не пугайся, это Лук! – проорал он и скрылся.

– Не в складушки, не в ладушки, у лягушки под подушкой! – крикнула Аля ему в догонку. За ее фамилию, Порей, Алю как только не дразнили, и Лук-Порей тоже. Аля тут же вскочила, нарисовала на доске сороконожку и подписала: “Сороконожкин”. Она знала, скоро Сорокадумов вернется повторить про Глюка. И ведь удачно как придумал!

В класс засунулась голова Аньки Животовской:

– Порюша! А я думаю: и кто это в стенке? Глюк... Опять тебя сюда? Классно! Пойду Людмиле своей скажу, что первый занят! Меня сюда с гаммой си бемоль мажор отправили¹!

– Ой, скажи ей, пусть к Нателле зайдет, я тут уже час сижу, может, она меня отпустит?

– Еще чего! Скажу – занято!

И Анька побежала обратно.

Але ничего не оставалось, как долбить дальше. От Глюка тошнило. Начала играть гамму си бемоль мажор. Он этой затошнило еще сильней. Вспомнила о бутерброде. Это было спасение! Если есть бутерброд, нельзя сидеть за пианино, упадут крошки на клавиатуру! Значит, и играть нельзя! Про бутерброд ведь было сказано, его надо съесть!

Аля достала бутерброд. Их оказалось даже два! Не удивительно, бабушка всегда делает побольше. Есть, правда, совсем не хотелось, но это лучше, чем Глюк. На поедание бутерброда ушло десять минут. Оставался еще один, но, гляда на него, Аля все же решила, что Глюк лучше, чем второй бутерброд, хотя и хуже, чем первый. Можно было составить неравенство и попробовать его решить.

Она подошла к доске. В уголке Аля написала: “Пусть Х₁ – первый бутерброд, а Х₂ – второй бутерброд. Этюд Глюка равен величине У. Тогда имеем Х₂ < У < Х₁.”

За Алиной спиной скрипнула дверь, и, обернувшись, Аля с ужасом увидела, что это были не Анька или Сорокадумов, а Нателла. После занятий с Олей Корьевой она, правда, как всегда, была в хорошем настроении. Конечно, у Оли этюд-картина Рахманинова, программа муз.училища... У Нателлы и так слава по всей школе, что она дает своим ученикам вещи сложнее, чем положено. Зато к ней переводят всех, кто поступает в училище. Жаль, обратного процесса не бывает: своих, воспитанных с первого класса, учеников Нателла не отдает, даже если они неперспективные. Хотя, Аля и не захотела бы ни к кому другому. Этюды ведь не всегда надо играть.

– Почему ты не занимаешься? – делая вид, что сердится, спросила Нателла. Но Аля видела, гроза миновала.

– Я ела бутерброд.

– Интересно. А что лежит там?

– А это второй бутерброд! Хотите?

– А что, бабушка завернула?

– Ну да, я попросила один...

– Знаю, знаю, если бы ты попросила два, то получила бы четыре. Давай, я тебя спасу.

Нателла взяла второй бутерброд и посмотрела на доску:

– И ты будешь утверждать, что только и делала, что занималась? Что тут у тебя? Задачки решаешь?

– Нет. Смотрите: я занималась целый час. Мне ужасно надоело. И я решила поесть. Но есть не хотелось. Тогда я подумала: чего мне хочется меньше, есть или играть этюд? Оказалось – играть этюд. Я съела один бутерброд. И, глядя на второй, я поняла: теперь мне уже больше хочется играть, если уж выбирать из двух зол. Тогда я составила уравнение, вернее, неравенство. И тут вошли вы...

– Да... Аля, что у тебя в голове творится! Давай-ка, сыграй мне, что ты выучила за час.

– Я вам еще сонатину не играла.

– Сыграешь. После этюда.

Аля поплелась к пианино.

– Вторую часть? – вопросительно обернулась она.

– С начала.

Аля собралась. Фа минор². Си бемоль. Вперед! Первая страница, вторая... Попасть бы в тонику, в фа! Попала. Вторая часть. Пятый такт, шестой, седьмой...

– Не зажмуриваться! – не выдержала Нателла и стала отбивать ритм по парте...

Восьмой... Девятый... Десятый! Проскочила! От радости Аля уже на следующем такте сбилась.

– Аля, возьми себя в руки! Тут ты никогда не ошибалась, тут ведь легко.

– Ой, Нателла Георгиевна, я сама не ожидала, что сыграю!

– Представь, если бы ты позанималась не час, а столько, сколько положено? Итак, в следующий раз, в четверг, если ошибешься – не допущу к зачету.

Это было бы не очень здорово... Переэкзаменовка после каникул... Нет. Надо будет заняться.

– Вот видишь, Аля, благодаря мне ты и поужинала, – улыбнулась, наконец, Нателла.

Аля в белом фартуке. Форма кусается неимоверно, белый бант развязался. Под пяткой лежит пятак. Оля Корьева уже пошла. Аля следующая по алфавиту. Как невыгодно на зачете идти после Оли! Зато на экзамене после нее очень хорошо. Но сейчас-то зачет. Анька уже отыграла, счастлива, что ей дали играть ми минор³. У нее Черни, везет ей... Правда, у нее тридцать второй этюд, тоже не сахар, но куда там до Глюка... За дверью уже слышится арпеджио, все, сейчас Оля выйдет и пойдет Аля...

– Сейчас за стенкой будет Глюк... Ну, не бойся, Лук наш Лук! – захихикал Сорокадумов. Этот этюд прославил Алю на всю школу. Примерно раз в две недели отправляли ее в первый класс на устрашение малышей и радость одноклассников. Если кого-то посылали в наказание разыгрываться вниз, тот заранее, даже не посмотрев, говорил: “Не пойду, там Порей с Глюком!”.

И вот, через десять минут позора этот Глюк должен закончиться. Оля выходит. Аля стоит у двери, ждет, пока комиссия посовещается.

– Порей!

Аля открывает дверь. Черт, Нателла в первом ряду. Директор Елена Григорьевна заказывает гамму:

– Си бемоль мажор, пожалуйста!

Этого только не хватало! Как не повезло... Хорошо, не минорная, на одну меньше играть.

Прямая, хроматическая... Расходящаяся. Не хватило пальцев, пришлось исхитриться; видела, как Нателла сморщилась. Интересно, еще кто-нибудь заметил?.. Арпеджио. Аккорды...

– Этюд, пожалуйста, – сказала директор, сделав пометку в ведомости. Похоже на 3. Или 5? Врядли.

Этюд. Сейчас там, в коридоре, начнется хохот.

Первая часть. Тоника – попала. Вторая часть. Шестой такт, седьмой, сейчас, не промазать бы...

– Открой глаза! – не выдерживает Нателла.

Аля и вправду зажмурилась перед прыжком, но от неожиданности открыла глаза и с удивлением заметила, что играет дальше и вовсе не промазала. Кода. Первая часть. Тоника. Все! О Глюке можно забыть! И никогда-никогда больше не играть!

Нателла сияет.

Аля вылетает из класса.

– Глюка, Глю-ка, Глю-ка! – скандируют одноклассники шепотом.

– Между прочим молодец, – говорит Оля. – я послушала в скважину, все в порядке. Я его немного быстрее играла, особенно вторую часть.

Теперь уже все отыграли. Ждут оценок. Анька грызет ногти. Сорокадумов жует карандаш. Оля спокойна. Малыши прижались к мамам...

Выходит Нателла с ведомостью. Ее окружают малыши. Она раздает оценки, объясняя мамам, что было так, а что не так.

А вот и время взрослых. Четвертый-седьмой класс. Оля – конечно, пять. Ни одного замечания. Аня – четыре. Гамма подвела. Сорокадумов – трояк. Так ему и надо. Задразнил!

– Аля, скажи, что там было в гамме? – обращается к ней Нателла. – Как тебе удалось сыграть целую октаву, чередуя пятый и четвертый пальцы? Я так не умею.

– А у меня учителя получше, чем у вас, – потупясь, отвечает Аля.

Нателла шутя замахивается на Алю локтем:

– Ладно, зато Глюк был уж больно хорош. Пять!

Пять? За Глюка пять?! Такое и во сне не приснится!

– Спасибо, – пробормотала Аля.

– Себе скажи спасибо. А сколько нервов мне попортила! “Не для шестого класса...” Сама знаю, что не для шестого!

– Айда ноты жечь! – заорал Сорокадумов. – Порей, пошли, Глюка в огонь! Анька, Черни туда же!

– Пошли! – подхватила Анька.

– Ну, Порей, идем же! Без Глюка и костер не костер!

– Н-н-нет, – протянула Аля. – Оставлю. Жалко его.