Сорванная «Башня»

- Всё! Закончили эту мылодраму! – рявкнул папа и хлопнул ладонью по столешнице.

Несколько пустых тарелочек, неких посудин и стаканов глухо звякнули.

Отец с шумом отъехал на стуле от обеденного стола. Одернул застиранную майку на худощавой груди и вышел из кухни. Злой, как тысяча чертей.

Мама только поджала губы. Развернулась к полной грязной посуды раковине. Включила воду на полную. Грустно поморщилась от брызнувших на лицо капель.

- И всё равно я боюсь, Александр, - пробормотала под нос мама. Словно завершая неприятный разговор, что был у неё с мужем. – Всё равно боюсь. Я простая русская баба. Имею права бояться.

Как только родители снова стали кричать друг на друга, Олежек тихо пробрался в коридор. Бесшумно обулся в старые кроссовки. Прихватил рюкзачок, обклеенный картинками с роботами, и выскользнул из квартиры.

Как раз вовремя. Через секунду по коридору пронесся мрачный отец. Пнул по дороге несколько обувок у двери и, поддернув синие джинсы, скрылся в кабинете.

Олежка постоял несколько секунд на лестничной площадке. Вроде никого. Вздохнул, пригладил непокорный вихор, и побрел вниз по щербатым ступенькам.

Вышел на улицу, и, по привычке, дотронулся пальцами переносицы. Поправить очки. А их не было. Мальчик поморщился. Он теперь не носил очков. После операции.

Стараясь держаться в тени дома, мальчик быстро зашагал к выходу со двора. Старался не отрывать глаз от асфальта под ногами. Успеть бы выйти, пока…

- Кло-ник-уро-дик! Покинь-на-фиг-до-мик!

Всё-таки заметили. Олежка болезненно нахмурился и ускорил шаг.

Двор, где жил мальчик, получался из четырех старых пятиэтажек. Их построили еще в прошлом веке. Квадрат из “хрущевок” и был родным двором мальчика. До операции.

А пара мелких девчушек с соседнего дома горланили свою глупую песенку.

А бежать нельзя. Он не трус. Краем глаза заметил своих прежних друзей на лавочке в центре двора. Ребята молча наблюдали за Олежкой, но догонять не стали.

Надо быстрее покинуть двор. Уйти, убежать, не слышать.

Под ногами просвистел камень. Блин! Олежек вздрогнул и глянул в сторону лавочки с ребятами.

Так и есть. Петька, по прозвищу “Паленый”, стоял у лавочки с ухмылкой на круглой мордахе. Готовился швырнуть еще один камень. Но не успел – Олежка уже свернул за крайний дом, и вылетел на соседнюю улицу.

Через несколько минут мальчишка выскочил на проспект и смешался с толпой прохожих. Только в толпе незнакомых людей и можно было расслабиться.

Никто его не знал. Никто не знал об операции. Никому не было дела до щуплого мальчика тринадцати лет. До его аккуратной стрижки и отсутствия очков. Абсолютно неважно кто он, куда и откуда бредет, уставившись под ноги. Совершенно безразличен его рюкзак. И уж тем более не важно, что в нём.

А в рюкзаке Олежки дудочка. Копеешная такая дудочка из ларька, что торговал всякой дешевой дребеденью. Еще немного и Олежка вытащит дудочку из пыльного нутра рюкзака. Но не тут. Не на многолюдном проспекте.

Мальчишка брел в толпе. Отдыхал в людском безразличии. Постепенно настроение улучшалось. Он даже раз улыбнулся какому-то голубоглазому карапузу на малышовом велосипеде. Ребетенок увлеченно крутил головой по сторонам и улыбался всем подряд. Еще бы – такой солнечный день, такой велосипед и такая любимая мама катит малыша по улице.

Олежка обогнул улыбчивого ребенка с мамой и еще несколько минут улыбался своим мыслям. Пока не вспомнил…

- У него даже глаза другие, - тоскливо говорила мама. – У него под коленкой нет шрамика. Помнишь, Саш, в три года он разбил колено…

Да, шрама уже не было. Но, это не мешало ему привычно чесаться. Олежка чуть согнул и поскреб на ходу голую коленку. Поправил шорты, оглянулся на шумную толпу проспекта и нырнул в низенькую подворотню.

Еще несколько минут по пустым дворикам, мимо развалившихся на солнцепеке бродячих собак, шмыгающих хитрых кошек. Мимо бабулек с колясками и мужчиков с пластиковыми стаканчиками пива.

Всё. Вот и заброшенная стройка. Олежка пролез сквозь рваную измазанную известкой сетку на территорию стройки. Обошел огромную мазутную лужу и прошел в единственный недостроенный корпус. Шум и жара города осталась за плечами. Домина в три с половиной этажа окатил мальчишку сонной прохладой. Где-то наверху хлопали крыльями то ли голуби, то ли вороны.

Поднялся на второй этаж, прошел мимо череды дверных проемов. Никого. Это хорошо.

В дальней комнате сел на стопку ржавых батарей у окошка. Вытащил из рюкзака дудочку. Еще несколько секунд посидел в тишине, прислушиваясь. А вдруг тут кто-то есть?

Но днем на стройке вряд ли кто будет. Это ночью сюда лучше не соваться – бомжи, пьяницы и еще кто-нибудь похуже… А сейчас никого.

Олежек покрутил в руках белую дудочку, поднес к губам и легонько дунул. Звук похож больше на мелодичный шепот, чем на музыку. Комнатка тут же отозвалась слабым эхом.

Мальчишка улыбнулся и начал выдувать нечто совсем простое, тихое, грустное-грустное. Он не знал нот, не знал никаких правил…

- Нет, – сказал папа, когда Олежка обмолвился о музыкальной школе. – Нет. Ты не представляешь себе, какие мы деньжищи вбухали в твою операцию. Сын, сейчас мы не можем позволить даже новых кроссовок для тебя.

Папа виновато улыбнулся и протянул руку, чтобы потрепать Олега по макушке. Но в сантиметре от затылка сына задержал ладонь и тихо убрал руку. Он боялся прикасаться к сыну. Хотя никогда бы не признал этого, спроси кто прямо.

Он боялся. А чего именно и сам понять не мог. Но скрывал это изо всех сил. А мама даже и не пыталась.

Мама почти не подходила к Олежке. С того дня, как его привезли из больницы. Даже приготовив поесть, звала сына, а сама уходила из кухни. У нее оказывается много дел в ванной, на балконе, в магазине или еще где.

Когда папа замечал это, то шипел что-то тихо маме. Как шипел он, когда Олежка впервые заиграл на дудочке.

Да, в тот первый раз он сидел в своей комнате, разглядывал свежую покупку с кучей дырочек по бокам. А потом дунул тихонько. Закрыл несколько отверстий на дудочке и дунул еще. Получилось так ласково и нежно, что Олежка улыбнулся. И уже смелее стал выдувать что-то такое горное, протяжное.

Через секунду в комнату заглянула мама. Уставилась на сына, задрав брови. Ничего не сказала и исчезла.

Несколько минут за дверью тихо шептались родители. Олежек старался погромче дуть в дудочку, что бы не слышать этого спора шепотом.

В комнату вошел папа.

- Сын, не надо больше дудеть в эту деревяшку. Хорошо? Мама очень пугается. У тебя раньше не было музыкального слуха. Не надо, ладно?

Папа тогда сокрушенно вздохнул, помялся в дверях и вышел из Олежкиной комнаты.

Теперь мальчик ходил на стройку. Тут никто не боялся, никто не шептал под дверью. Тут можно было тихо дудеть. И только эхо пустых помещений вторило тебе. Да птицы где-то наверху хлопали крыльями да возились в мусоре

- Что ты нервничаешь? – бывало шипел отец маме. – Он точно такой же какой и был. Мозг и разум его, и только его. Полностью. Просто тело Олегу вырастили заново. И всё! Что ты ведешь себя, как… не знаю кто. Ты пугаешь мальчика. Он в чем виноват?

- Если бы не ваша рыбалка, - горько шептала мама в ответ. – Если бы не эта раздолбанная твоя “девятка”, то и не было бы аварии. И не было бы этого клона у нас. Похоронили бы Олежика… С Богом…

- Прекрати! - шипел отец. – Сама же рыдала “Верните мальчика”…

- Сашенька, я его боюсь…

- Вот дурная…

Родители шепотом ругались почти каждый вечер. А Олежка крутился в горячей постели, стараясь заткнуть уши. Не слышать. Он устал пугать маму, папу и друзей во дворе. А скоро школа…

Теперь почти каждый день Олежка убегал на стройку и играл на дудочке. И сегодня, и вчера и, видимо, завтра тоже.

Он не знал нот, не знал всяких музыкальных правил. Но это дудочка позволяло не думать о всяких грустностях. Не слышать вечный шепот за спиной: “Клон… клон… клоник-уродик…”. Или ворчание бабулек у подъездов: “У него и души-то нет…”.

Олежка дул в деревянную флейточку, зажимал по-всякому дырочки на лакированном инструменте. И не думал обо всем этом.

- Да вы просто мастер, юноша!

Олежка дернулся от испуга и вскочил на ноги.

В дверном проеме комнаты стоял невысокий полненький дядька. Влажная лысина, улыбающееся круглое лицо. Мятый серый костюм. В коротких ручках кожаный истрепанный портфельчик.

- Мальчик-мальчик! Не пуга-а-айтесь, – протянул толстячек и просительно вытянул в сторону Олежки ладонь с короткими пальчиками. – Я просто слушал, как вы играете. Просто слушал.

Олежка отскочил к окошку и испуганно уставился на дядьку. За окошком навалены бревна. По второй этаж. Если что - улизнуть можно без труда.

- Ну, что вы так испугались? Я же не монстр какой, - грустно проблеял толстячек, изобразив всем видом обиженного кота. – Я просто хотел познакомиться с музыкантом. Просто познакомиться. Не бойтесь, дружок!

Дядя воровато оглянулся и шагнул в сторону Олежки.

- Вы здесь один? Без друзей?

Олежек ничего не ответил.

Мужичок принял его молчание за утвердительный ответ:

- Вот и славно. Сыграйте еще, пожалуйста. Для меня. Я давно не слышал такой чудесной игры на этом прозаичном инструменте, юноша. Сыграйте! Ну, прошу вас!

- Только вы ближе не походите, - прошептал мальчик, вжимаясь спиной в подоконник.

- Как скажете, юноша, как скажете. Ну? Сыграете?

Олежка сел на краешек стопки батарей. Несколько раз глянул исподлобья на толстячка. Тот ободряюще кивал и радостно улыбался.

Мальчик поднес к губам дудочку и заиграл.

Заиграл немного неровно, но с каждой новой ноткой успокаивался и играл увереннее. Тихая мелодия расплескалась по комнате, зазвучала в унисон пустых помещений заброшенной стройки. Смывая из головы всякие плохие мысли и пакости. Пять или десять минут играл Олежка – сам не знал. Время замерло вокруг, оставив только шепот дудочки и грусть.

- Это просто блеск, юноша! – воскликнул дядька, когда Олежка остановился перевести дух. – Просто гениально! Вы давно учитесь музыке, юноша?

Толстячек вдруг оказался совсем рядом с мальчиком. Прыгает на месте, прижимая к животу рваный портфельчик. Когда он подошел Олежка и не заметил.

- Вы профессионал, юноша! – Восторженно квохтал дядька. – Вы давно учитесь играть на флейте, а?

Олежка поднял на мужичка глаза и впервые улыбнулся:

- Я нигде не учусь играть. Сам. Мне не разрешают.

Дядя всплеснул свободной рукой:

- Нигде? Это же надо! Вы – самородок! Можно пожать Вашу руку?

Он уже почти нависал над мальчиком. Глаза бегали, оглядывая помещение.

Олежка доверчиво протянул ладошку, и толстячек просто вцепился в нее. Затряс.

- Это же надо! Какой же изверг не разрешает такому таланту учиться музыке?

Портфельчик хлопнулся в бетонную пыль.

- Можно погладить вас по талантливой голове, юноша? – заблеял вопросительно дядя, не отпуская ладонь Олежки.

- Ах, вот ты где заныкался! – Раздался вдруг молодецкий вопль с подоконника. – Я тебя выследил! Йе-ес!

Олежек с дядькой вздрогнули и повернули головы на крик.

На подоконник снаружи запрыгнул Петька-“Паленый”.

Пацан радостно лыбился, покручивая в руках длинную тонкую доску. Но улыбка тут же пропала с лица мальчишки, когда он заметил, что в комнате Олежка не один.

- Олег, это кто? – спросил Петька и прищурился.

Дядька моментально выпустил ладонь Олежки и отшатнулся в сторону.

- Не знаю, – ответил Олег и пожал плечами.

- Никто, мальчики. Никто! – нервно ощерился дядя и подобрал с пола свой портфельчик. – Просто услышал, как юноша играет…

Петька сиганул с подоконника и встал рядом с Олегом.

- Иди-ка отсюда, – четко выговорил Паленый, прожигая дядьку взглядом. Сжал крепко доску в руке и постучал ею по полу. - Пока ментов не позвал.

- Зачем так грубо, мальчики? – Горестно пискнул мужичонка и неслышно засеменил к двери. – Всё-всё! Я исчез.

Петька долго смотрел вслед, пока толстяк не скрылся из виду на лестнице. Потом повернулся к Олежке:

- Ты что, совсем балбес? Ты что с ним вообще разговаривал? Ну-у, дела! – покачал сокрушенно головой. – Нашел место, а?! Да здесь уродов всяких… Куда не плюнь.

Олежка молчал. Только часто хлопал ресницами. Прокашлялся и сказал:

- Ему просто понравилось, как я играю…

- Понравилось, как играю! – возмущенно передразнил Паленый. – А че он тогда корявки свои распускал?!!

- Ты всегда о людях думаешь только плохое, Петь? - Спросил Олежек и стал засовывать дудочку в рюкзак.

- Я о людях думаю то, что надо. – Буркнул приятель. Почесал макушку и скомандовал: – Ладно, пошли отсюда.

Ребята выбрались на бревна под окном. Петька заскакал вниз, а Олежек оглянулся на окно. Теперь он уже вряд ли придет в эту комнату. Как-то было на душе гадко и холодно. Не смотря на солнце, разливающееся вокруг.

Мальчик спускался вниз осторожно, бревна шатались под ним. Петька стоял внизу, и нетерпеливо переминался на месте.

Когда Олежек встал рядом с Паленым, тот крепко ухватил приятеля под локоть:

- Пошли скорее! Дурацкое место…

И повел Олега к выходу.

Во двор пришли молча.

Олег привычно уткнулся в землю и постарался ускользнуть в тень дома, пока его не заметили.

- Это куда ты собрался? – спросил удивленно Петька и поймал Олега за руку. – Да не трепыхайся. – улыбнулся Паленый. - Пошли к ребятам. А если кто что скажет – башку отверчу.

Олежек удивленно взглянул на Петю.

Паленый только рассмеялся:

- Как был ты балбесом, так и остался, Олежка! Никогда я тебя не исправлю, хоть тысячу раз тебя клонируй.