Сорванная «Башня»

Котенок был маленький и пушистый. Он сидел на скамейке и смотрел на Иру огромными зелеными глазищами. И было в этом взгляде что-то такое, что Ира, никогда не питавшая особой любви к кошкам (она мечтала, что на тринадцатилетие родители подарят ей щенка немецкой овчарки), остановилась. Подошла к скамейке. И взяла котенка на руки.

Он сразу прижался к ней, уцепился коготками за толстую ткань, задрал вверх свою маленькую мордочку и улыбнулся Ире.

По крайней мере, это ей так показалось, что он улыбнулся.

Но в любом случае, теперь это был ее котенок. Оставить его здесь, на этой покосившейся унылой скамейке, под зябким осенним дождиком, моросящим с утра, было выше ее сил…

И какая разница, что скажет мама? Папа поддержит свою Иришку в любом случае – уж в чем, в чем, а в этом Ира была уверена. Папа всегда с ней заодно, а мама, рано или поздно, смирится с этим. К тому же она и сама очень любит кошек. А этот котенок совсем не производит впечатление уличного – чистенький и ухоженный, совсем не похожий на тощих и ободранных побродяжек, крутящихся по утрам возле подъезда, в ожидании, когда тетя Таня с первого этажа вынесет им аккуратно завернутые в газету объедки, оставшиеся от вчерашнего ужина.

– Может быть, ты убежал? – спросила Ира у котенка. Тот серьезно посмотрел на нее и неожиданно смешно зевнул, показав розовый язычок и крепкие белые клыки.

– У, ты какой… – насмешливо протянула Ира. – Хищник…

“Хищник” потерся головой об ее пальто, и девочка даже сквозь его толстую ткань ощутила легкую вибрацию – котенок замурлыкал. На руках у Иры ему было тепло и уютно, и он начал вылизывать черную шерстку, топорщащуюся от разлитой в воздухе осенней сырости.

Ира улыбнулась малышу.

– Ты не потерялся. Ты специально пришел сюда и ждал меня, да? Потому что ты мой котенок.

Тот не возражал.

Ира покрепче прижала к себе новообретенное сокровище и отправилась домой.

– И-ра! – ахнула ее мама и всплеснула руками. Когда дочь чем-то сердила или огорчала ее, Антонина Павловна всегда произносила ее имя, выделяя первую букву. Это было сигналом, что скоро может разразиться буря…

– Где ты это взяла, И-рина?!

“Это” мирно спало на подстилке у батареи, кверху пузиком, раздувшимся от выпитого молока.

– Нашла… В парке на скамейке.

– Нет, это невозможно! – мама схватилась за виски. – Сколько можно говорить тебе, что ни в коем случае нельзя трогать уличных животных! У него может быть бешенство… или лишай… или… я не знаю что! Да все, что угодно!

– Успокойся, Тоня. – папа, как всегда, был на стороне любимой дочери. – Здоровое, чистое животное. С первого взгляда видно, что он не бродячий. Скорее всего, сбежал у кого-нибудь… или выбросили.

– Да, выбросили! – ухватилась за эту мысль Иришка. – Не захотели котенка, и выкинули… мам, ведь нельзя же так! Нельзя животных бросать!

– А подбирать их всех – можно?! Ты же всем не поможешь?

– Ну, пусть не всем, – Ира замотала головой так, что светлые волосы разлетелись во все стороны, образовав ореол вокруг ее головы. – пусть только ему…

И мама сдалась.

– Ну а назвать-то ты его как решила, защитница животных?...

– Черныш… – шепнула Ира и покосилась в угол, на свое маленькое пушистое счастье.

– Нет, Иришка, ну ты только посмотри! – возмутился папа. – Такой котяра, наверняка ведь породистый! Морда, лапы! Британец, не иначе! А то и перс… А ты его – Чернышом!

В кошачьих породах папа разбирался так же, как сама Ира в автомобилях. То есть никак.

Впрочем, сам британец, а то и перс, вовсе даже не желал отзываться на те экзотические и благородные клички, которые пытались давать ему мама и папа. Ни Лорд, ни Крысобой, ни Вельвет (папа был искренне уверен, что это не ткань, а имя какого-то известного главнокомандующего), ни даже Наполеон его не устраивали…

Котенок откликался только на одну кличку – Черныш. И родителям пришлось с этим смириться.

Мама при первой возможности отнесла кота в поликлинику для зверей. Вернулась довольная – Черныш оказался вполне здоровым. Ее радость немного подпортило только то, что на вопрос: “Вы не подскажете, доктор, какая это порода?”, доктор усмехнулся и ответил: “Самая что ни на есть “дворянская” порода – русская подзаборная”…

Впрочем, котенок был веселый и ласковый. И беспородность была ему прощена…

В тот день ничего не предвещало странных событий. С утра выпал снег – далеко уже не первый, и потому скучный, липкий и серый. Сияющее великолепие зимы скрывалось под этим снегом, чтобы больше не показываться людям, не могущим оценить его в полной мере, а потому искажающим. Топчущим чистый снег грязными сапогами. Портящим его белизну выхлопами машин.

Зима решила отомстить, и серый снег засыпал все вокруг, налипая на ветки деревьев толстыми комьями, под тяжестью которых они ломались, чтобы весной пролить из ран свою древесную кровь.

Оттепель… Ира не любила оттепели зимой. В такие дни было тоскливо, и лета хотелось даже еще сильнее, чем в самый жгучий мороз…

В школу идти не надо было – воскресенье. Гулять не хотелось… Ира сидела возле окна и наблюдала, как внизу, на дворе, малышня лепит толстого снеговика. Морковки у них не было, и вместо носа они воткнули ему толстую сосульку. Это вдохновило их на новые идеи, и вскоре снежная статуя уже могла похвастаться глубокой пастью, полной блестящих зубов-сосулек…

Выглядело это жутко. Ирина с трудом подавила желание выскочить на улицу, разогнать глупых дошколят и повыдергивать снеговику его ледяные клыки. Это было бы по меньшей мере глупо… да и лень, честно говоря. Все равно завтра обещают еще теплее. За завтрашний день снеговик сам растает. А не растает – ей-то, собственно говоря, какое дело? Что она, маленькая – бояться снеговиков с зубами?

Но странный холодок все же пробежал по спине, когда заходящее солнце последним своим лучиком скользнуло по сосулькам, наполнившим рот снеговика в несколько рядов, как пасть акулы.

Сидящий рядом Черныш коротко мякнул. И странным аккордом отозвалась вдруг лежащая неподалеку гитара, игру на которой пыталась вот уже второй месяц освоить Ирина.

В последнее время она стала замечать, что, когда Черныш рядом, ее попытки извлекать из инструмента хоть мало-мальски приличные звуки становятся куда более успешными. Да и стоило ей только снять инструмент с вбитого в стену гвоздя, на котором он висел, как Черныш тут же оказывался рядом, как будто ему и впрямь было интересно слушать, как хозяйка непослушными пальцами пытается взять несколько знакомых уже аккордов. А когда она, не выдерживая, отдергивала руки от струн и дула на натертые пальцы левой руки, кот подходил и лизал мягким языком красные следы на подушечках ее пальцев…

Боль проходила на удивление быстро, и можно было снова брать в руки гитару.

– Ты музыкальный кот. – сказала она Чернышу. – Мне следовало назвать тебя Аккордом. Или еще как-нибудь так. Ты, наверное, сбежал из Волшебной страны, и заблудился тут, у нас…

– Мяу. – сказал Черныш и потянулся, выпустив когти на передних лапах.

– Нет, ты не увиливай от ответа! – Ире стало смешно. Музыкальный кот!
Это надо же такое придумать!

– Мяу! – твердо повторил Черныш, соскочил с дивана и отправился на кухню, время от времени оглядываясь через плечо на хозяйку, словно намекая, что искусство искусством, а неплохо было бы и пообедать…

Сумерки спустились, как всегда зимой, внезапно, и опять чуть раньше, чем прошлым вечером. Уже не было видно в окно зубастого снеговика, да и лепившие его дети давно разбежались по домам…

Ира снова сидела возле окна. Этот день у нее определенно не клеился. Книги падали из рук, казались скучными и бессмысленными. Телефон лучшей подруги не отвечал на звонки – скорее всего, они с родителями ушли куда-то в гости. Компьютер не работал – что-то там было не так, кажется, отец подцепил в Интернете вирус… в любом случае, Ирку к нему сегодня не подпускали. Ее собственные родители пошли в кино, а ее с собой не взяли, сказали, что фильм слишком взрослый.

С тоской она подумала, что зря не пошла сегодня гулять. А так – даже спать не хотелось...

– Муррр… – раздалось рядом. Черныш подкрался на мягких лапах и ткнулся мордой ей в руку.

– Ох! – Ира он неожиданности вздрогнула. – Ты чего это подкрадываешься, диверсант?

Кот одарил ее презрительным взглядом, потом вскочил на подоконник и уперся передними лапами в стекло. Когти ее заскрипели по гладкой поверхности… и этот скрип вдруг вышел неожиданно мелодичным.

Ире стало смешно.

– Да ты и впрямь у меня музыкальный кот! – воскликнула она, хватая Черныша в охапку и целуя прямо в прохладный и влажный нос.

– Мяу! – протестующее пискнул Черныш и, вырвавшись из объятий, вновь вспрыгнул на окно. Хвост его нервно дергался из стороны в сторону.

– Что там такое, Черныш?

Кот вел себя так, словно увидел за стеклом голубя… но голуби в это время уже спят. Они не летают в такой темноте.

– Что ты там увидел?

Кот не отреагировал на ее голос. Он напряженно всматривался в темноту за стеклом. Его изумрудные глаза явно видели что-то, недоступное человеческому зрению.

Гитара вдруг опять издала аккорд… но на этот раз звук был какой-то странный. Неприятный, царапающий слух звук.

Черныш открыл пасть снова… и вдруг зашипел. Взгляд его был по прежнему устремлен за окно. Уши кот поставил торчком, глаза сузил. Весь его вид говорил о том, что там, на улице, есть что-то, что ему, Чернышу, крайне не нравится…

Ире стало не по себе… Кот вел себя странно. Она видела такое первый раз. Говорят, что кошки намного чувствительнее к различным неприятностям, чем люди. Например, они заранее чувствуют землетрясения. Но какое землетрясение может быть тут, у них?

Нет, это что-то другое… но что же могло так напугать ее кота? Или он не напуган, а разозлен?

Вдруг Черныш спрыгнул с подоконника – прямо на гитару. Та протестующее бренькнула, но кот не обратил на это ни малейшего внимания. За окном раздался какой-то странный звук… как будто что-то скрипнуло. А потом, почти без паузы – холодный стеклянный звон.

Странная мелодика это звука завораживала, притягивала… Ире стало невероятно интересно, что же может издавать такие звуки? Она придвинулась ближе к стеклу…

И увидела.

За стеклом висела белая тень. Неясно, на чем она держалась на высоте четвертого этажа… да и держалась ли? Скорее, просто парила в воздухе.

Очертания тени были расплывчаты и неясны… но она узнала в ней сегодняшнего снеговика, которого лепили малыши во дворе.

Снежную статую с сосульками-зубами в необъятной пасти…

Тень придвинулась ближе к окну. Теперь ее можно было рассмотреть лучше. Безглазая морда, и провал рта, полный прозрачных ледяных осколков… Именно они и издавали странный мелодичный перезвон, касаясь друг друга.

Получалась легкая мелодия, напоминающая звук ударяющихся друг о друга шариков на новогодней елке.

И мелодия эта была приятна Ире. В квартире было так душно, а она несла прохладу… как ветерок в жаркий летний день. Если открыть окно, то станет еще прохладнее, еще свежее…

Вдруг резкий звук разорвал охватившее ее очарование. Черныш, оседлав гитару, рвал когтями ее струны, заставляя несчастный инструмент издавать ужасающие звуки.

И шипел, шипел не переставая…

Ира, очнувшись, отпрыгнула от окна. Белая тень за стеклом покачнулась, прилипшая к стеклу морда страдальчески скривилась, зубы стали быстрее тереться друг о друга, заставляя мелодию мороза и снега звучать еще громче…

Ира вздрогнула и обнаружила себя стоящей коленями на холодном подоконнике, протягивающей уже руку к шпингалету.

Черныш истерически взвыл. Ира спрыгнула с подоконника и схватила гитару за гриф. Пальцы быстро нашли струны…

Играть, играть что угодно, лишь бы не останавливаться, лишь бы хоть что-то отвлекало ее от перезвона хрусталиков за окном, потому что, если она не выдержит и откроет окно, то ничего хорошего из этого не выйдет… она не знает, откуда ей это известно, но известно ведь откуда-то, так же, как известно, что ее кот – на самом деле из Волшебной страны, если можно это так назвать, и что то, что за окном – оттуда же, и пришло сюда за Чернышом, но не побрезгует и его хозяйкой…

И что эта Волшебная страна – не самое лучшее место на свете, но сбежать оттуда можно лишь ненадолго, до того момента, как за тобой придут… а потом – снова бежать, снова скрываться, снова прикидываться маленьким и беспомощным, чтобы найти место, где можно спрятаться…

И так – как можно более долго. Только чтобы не возвращаться в Волшебную страну… в страну звуков, подобных тем, что издает это чудовище за окном, подобных этой овеществленной музыке ужаса и холода, путь которой сюда открыли дети, придумавшие сделать снеговику полную пасть клыков из осколков льда…

Там, в этой ужасной Волшебной стране, так плохо приходится маленькому теплому звуку, который свернулся сейчас в клубок у ее ног, и объясняет ей все это, объясняет через музыку, которую играют ее пальцы, легкую и радостную, теплую, летнюю музыку...

И прощается с ней.

И извиняется за то, что задержался здесь слишком надолго и подверг ее этой опасности.

И обещает ей, что все будет хорошо.

Потому что он сейчас уйдет… осталось совсем чуть-чуть продержаться.

И обещает ей, что пришедшая к ней музыка останется навсегда.

Это его прощальный подарок.

А он уходит…

И чудовище за окном уходит тоже.

…На тринадцатый день рождения мама с папой подарили Ире щенка немецкой овчарки. Она была рада и благодарила их. Но, впрочем, ухаживать за собакой пришлось в основном маме. Все свободное время с тех пор, как пропал их кот, дочь посвящала занятиям музыкой. Гитара неожиданно подчинилась ей, став из очередной забавы целью жизни…

Иногда музыка, которую играла Ира, была очень странной.

Как будто не из этого мира.

Как будто – из Волшебной страны.