Сорванная «Башня»

Счастливый этот Игнат: один в семье живет, ни брата, ни сестры. Не будит его никто воплями, от которых потом полдня звон в ушах не смолкает. В каше утренней соли и сахара, небось, всегда в норме. По крайней мере, ест, наверное, и не ощущает себя кротом, прогрызающим под пляжем новый туннель. И ноги когда в тапки сует, наверняка, уверен, что нету там внутри ничего, кроме самих тапок.

– Ну, чего? Давай, Санек, кончай ломаться. Сейчас пройдемся, мороженого купим.

– Увы, Игнат. Опять дома до вечера. Предки мелочь на меня повесили.

– А может, того, с ней вместе пойдем?

Вот так предложение. Ее родители удержать не могут, я и подавно. Загонит под самосвал груженый, причем сама в стороне окажется. Будет стоять и хихикать противно.

– Да, Санек, ты это, извини. Сказал, не подумав, – видно, Игнат почувствовал мое смятение.

– Проехали, – я хлопнул его по плечу. – Гуляй давай. Я уж привыкший, справлюсь как-нибудь.

– Ну, бывай тогда. И смотри, осторожнее: видел я сеструху твою – живьем в могилу загонит.

– Угу, – я печально вздохнул.

Игнат вышел и закрыл за собой дверь.

– Ну что, Ириска, чем будем заниматься? – громко спросил я. Молчание послужило ответом. Похоже, опять спрятаться решила. – Давай, вылезай из своей щели. Задачки порешаем.

Тишина.

– А потом рисовать будешь, куклу нарядишь. Хоть до вечера сможешь играться.

Что-то зашуршало. Тихий такой шелест, будто помехи какие-то. Магнитофон! Точно, дверь в комнату не закрыл.

– Ирка, не смей! – крикнул я и вихрем пронесся по квартире.

Музыка вдарила из всех четырех колонок. Какая-то современная эстрада.

– Рыжий! – заорала Ирка, пытаясь перекричать ревущие динамики. – Растяпа!

Растяпа – это верно, да и волосы рыжим отдают. У Ирки-то нормальные, русые. Вечно везет ей.

– Не догонишь, не догонишь! – воскликнула она и вскочила на кровать. Даже сквозь биение музыки я услышал, как жалобно заскрипел матрац.

Ее глаза, крупные, как блюдца, полыхали янтарным пламенем. Игнат говорит, что в его комиксах дурацких у всех героев такие нарисованы.

– Слезай, козявка! – рявкнул я и запрыгнул на кровать. Ирка, визжа от радости, увернулась и повисла на двери. Я прыгнул за ней, и вместе мы вывалились в гостиную.

Ирка, причем, дверью умудрилась хлопнуть. Да так, что стена вздрогнула, осыпав меня дождем треснувшей штукатурки. Буквально на мгновение стало тихо-тихо, словно я на урок истории попал, а потом дверь вздрогнула.

“Брам!” – громыхнуло в моей комнате. Я дернул ручку, дверь не открывалась.

– Кажется, шкаф рухнул, – вздохнул я.

– И никак не открыть, нет? – Ирка разом присмирела.

– Не-а, все, заклинило.

Ирка всхлипнула. Глазенки округлились, как шарики воздушные, когда их гелием наполняют. Сверкнувшие слезы поспешили по щекам. Как так у нее получается: секундой ранее визжала радостно, а теперь, нате, рыдает. Хорошо хоть, исполнитель какой-то современный неразборчиво орет нескладную песенку, заглушая рев зарождающейся бури.

– Выключите это! Немедленно!!! – о, кажется, соседка проснулась.

Сестренка заревела пуще прежнего.

– Милиция! – надрывались за стенкой. Надеюсь, в трубку телефонную лишь музыка слышится.

– Не боись, Ириска, сейчас исправлю.

Что мне еще остается делать?

– Но, Саша, тут же дверь, – всхлипнула сестра.

– Угу, не пройти. Через окно влезу. У меня в комнате всегда открыто.

– Через окно?

– Ну, да. Отсюда перепрыгну. Там труба водосточная, зацеплюсь как-нибудь.

– Саш, а может не надо? Родителей подождем.

Здравая мысль, но, поздно. Я уже встал на подоконник.

Тремя этажами ниже расположился уютный дворик. Песочница, окруженная скамейками, и несколько кустов молодой сирени.

– Санька, ты чего? Не прыгай! – заметил меня Игнат. – Она того не стоит!

А, черт с ним. Не буду отвечать. Пускай поволнуется – для профилактики, говорят, полезно.

– Санек, не надо! Мороженое куплю… – последняя буква растянулась в долгом пронзительном звуке. Я прыгнул.

Никакого ощущения полета. Никакого страха. Просто стоял у окна, а затем, раз, и я на трубе.

Коротко глянув вниз, я увидел, что Игнат закрыл ладонями глаза и, кажется, не спешит их открывать. Самое время второй раз прыгнуть, пока он не смотрит.

Расстояние-то всего ничего, метр, не больше. Только не за трубу выступающую зацепиться надо, а внутрь влететь. Да, зря я физкультуру прогуливал.

– Саш, ты живой? – Ирка выглянула из окна. Глаза – каштаны переспелые, с угольком тлеющим по центру. Будто в огне полежали и лопнут вот-вот.

– Брысь! – буркнул я. Удивительно, но сестренка с первого раза послушалась.

Ну вот, только я, приоткрытое окно и метр летнего воздуха. И еще музыка, клокочущая внутри комнаты. Соседка, небось, повесилась уже.

Внезапный порыв ветра мягко подтолкнул в спину, и я прыгнул. Оттолкнулся от трубы и шлепнулся ногами на подоконник, руками цепляясь за пластик стеклопакета. Певец взревел музыкальным воплем, и я ввалился в комнату. Игнат тоже закричал. Дурик. Полдня буду теперь чаем отпаивать.

Щелкнув выключателем, я вырубил орущие динамики. Жуткая, если подумать, музыка. Завтра же из классики чего-нибудь куплю. Может, и соседка ругаться перестанет. Если жива еще, конечно.

– Ну, наконец-таки! – гаркнули за стенкой.

Да, живее некуда. С родителями теперь еще та перебранка выйдет. И на меня ведь все повесят!

– О-ох! – я навалился на шкафчик и вновь прислонил его к стене.

– Саш, ну, ты как? – Ирка зашла в комнату.

– Нормально все, – буркнул я и, как можно суровее, глянул на сестру. Не очень, правда, получилось – ну, да ладно, пускай живет.

– Саш, а знаешь, это тебе, – Ирка протянула тоненькую бамбуковую палочку. – Мы в школе вчера мастерили.

– Дудочка?! – такого я не ожидал.

– Ага, тебе в подарок. Правда, она дудит плохо.

Черт, действительно обыкновенная дудка. Безо всяких там петард спрятанных.

– Ничего, в хозяйстве сгодится, – я улыбнулся и посмотрел на сестренку. Она улыбнулась в ответ.

Так все-таки хорошо становится, когда смотрят на тебя такие глаза. Огромные карие драгоценности в сверкающей платиновой оправе. Взгляд добрый, нежный и, одновременно, хитрющий жутко. Будто новую каверзу задумала.

Ума не приложу, как Игнат без сестры живет. Эх, не повезло парню.